ЕВРЕЙСКИЙ ПАСПОРТ

Ребекка Блумберг

RBLUMBERG.jpg По-еврейски меня зовут Рива, Ривка. Родилась я в Каунасе, Литве. Литва всегда была и осталась очень еврейской страной. До Второй мировой войны там жило очень много евреев.

О моей ветви, со стороны папы, знаю мало. Я была очень маленькой, когда нашу семью репрессировали, папу арестовали, и всю нашу семью как «врагов народа» выслали в Сибирь.Это произошло 16 июня 1941 года. Папа, по советским понятиям, был богатым. У него было ein Grossgescheft — оптовая торговля, в основном, тканями. Папу осудили по статье «социально-опасный элемент». Репрессии в Прибалтике начались за две недели до начала войны — 14 июня 1941 года. В 2011 году исполнилось ровно 70 лет этому трагическому событию. К сожалению, родителей моей мамы Ханы-Леи Фишер вообще не помню. Дедушка умер ещё до войны. Моя бабушка, пятеро братьев и сестёр моей мамы - все погибли в Каунасском гетто. Они были сожжены заживо вместе со всеми другими еврейскими семьями... Перед отступлением немцы подожгли Каунасское гетто... Кому-то удалось спастись..., это были, в основном, молодые люди, которым удалось сбежать... У них были очень трудные судьбы... они бежали, вынуждены были прятаться в лесах... Крепких трудоспособных молодых людей немцы угоняли в Германию на работу. Некоторые из них по дороге прыгали с поезда... Среди таких был мой двоюродный брат Моисей и его девушка Рива. Они были очень молоды, им удалось сбежать и спастись... В 60-х годах они уехали в Израиль. Детей у них не было. Молодых женщин в концентрационных лагерях стерилизовали, поэтому они не могли иметь детей никогда...

Мне было 3,5 года, когда началась война. По стечению обстоятельств, многие из тех, кого выслали, остались живы. Конечно, в Сибири эти люди пережили не лучшие годы своей жизни, многие погибли в лагерях. Это были лагеря, которые предусматривали для основных «виновников» 5 лет каторжных работ. Мой отец Якоб-Берл Левин, к сожалению, не выжил. Трагедия, случившаяся в моей семье, привела к тому, что негласно в семье был запрет на вопросы, связанные с ссылкой. Мама была очень сильно травмирована тем, что произошло. На её психику подействовала двойная нагрузка: трагедия Каунасского гетто, где погибла вся её семья, и гибель мужа, моего отца... Эта травма у мамы осталась на всю жизнь... Мама до войны была из бедной, но довольно интеллигентной семьи. Мама ходила сначала в религиозную школу в Мемеле (до войны это был немецкий город, в настоящее время Клайпеда), затем училась в немецкой гимназии и перфектно знала немецкий язык. До войны она работала секретарём-референтом на престижной и успешной фабрике. Мама была грамотным человеком. Она знала идиш, литовский, немецкий языки, русского она не знала. Когда мы были в Сибири, мама скрывала, что знает немецкий язык, потому что там людей, владеющих немецким языком, воспринимали как немецких шпионов. Мама очень боялась этого. Она мне строго-настрого наказала, чтобы я никому нигде не говорила о её знании немецкого языка, тем более, что она плохо говорила по-русски. В Сибири мы жили в бараках, в которых были двух-, трёхъярусные нары. Мама и другие женщины очень тяжело физически работали, они занимались там самой чёрной работой — делали торфяные брикеты, работали в поле... На высланных женщин смотрели как на бесплатных рабов. Денег не платили, давали какие-то трудодни, по которым выдавали замёрзшую картошку... От такого питания дети болели, умирали... всякое было... Мы жили впроголодь в ссылке. Иногда меня приглашали к себе и подкармливали родители моей подруги. Некоторые евреи получали через «Красный крест» помощь от родственников, живших заграницей. В нашем посёлке жили, в основном, женщины из Литвы - литовки, еврейки... И они объединились в общем несчастьи. Все, которые были высланы в Сибирь, объединились в одной общей судьбе. Это не был вопрос национальности, это был вопрос выживания. В Сибири я проучилась два с половиной года в русской школе.

Из ссылки мы вернулись в 1949 году нелегально. Высланным, не было разрешено возвращаться. Все наши документы у нас были отняты, была только справка на право проживания в той местности в Сибири, куда нас выслали. В это время стали появляться сигналы, что некоторые высланные нелегально уехали... Оставаться там было бесперспективно. Нам помогли уехать наши друзья. Реабилитировали нас только в 1956 году. После возвращения из ссылки мама отправила меня к тёте Шуле, папиной сестре, в Каунас. Я хорошо помню Шулю, Шуламит. Она со своей семьёй была в эвакуации. Там они пережили войну. Шуля была очень сильная личность и одна из первых смогла вывезти всю свою семью после войны в Израиль. Некоторое время я жила у тёти Шули. У неё в доме я выучила идиш. В этом доме соблюдались еврейские Традиции, соблюдали Шабат, по еврейским Праздникам там встречались евреи, отмечали все вместе. А мама сама поехала в Вильнюс, чтобы получить хоть какие-то документы. Все документы, где было написано Бийск - наше место проживания в Сибири, надо было уничтожить, чтобы никто не знал, откуда мы приехали без разрешения. Мы сочинили какую-то легенду о том, что у нас потеряны, сожжены документы. Новые документы можно было только купить, а чтобы купить, надо было иметь деньги. В то время были еврейские благотворительные группы, которые занимались этими вопросами: сбором денег для оформления документов, помощью в трудоустройстве... Всё это делалось нелегально и было связано с большим риском. За такую деятельность могли арестовать и посадить в тюрьму. И в течение года после возвращения мама находилась на дотации такой благотворительной еврейской организации. Когда через год мама получила паспорт, она забрала меня в Вильнюс. В Каунасе остаться мы не могли — город маленький, все друг друга знают. Если бы кто-то доложил, что мы приехали нелегально, нас бы за это ещё арестовали и в тюрьму посадили. В Вильнюсе нас никто не ждал. Своего жилья не было. Мама работала домработницей у кого-то. И там нам дали маленький угол. Мама за эту работу денег не получала. Платой было проживание и еда. Там прожили где-то год. Мы поддерживали связь с одной еврейской семьёй, жившей до войны в Каунасе. Эту семью тоже выслали в Сибирь. Они из ссылки нелегально уехали в Ригу. Они нам предложили переехать в Ригу. Рига - большой город, там нас никто не узнает... В Риге мы снимали угол. Мама где-то пыталась работать, но особо не могла это делать. Она была глубоко травмирована всем пережитым...

Я очень рано стала взрослой... В 15 лет мне пришлось пойти работать, чтобы прокормить нас двоих. Я должна была нести ответственность за себя и за маму и пошла работать туда, куда меня приняли - на швейную фабрику. В этом возрасте никуда больше не принимали. Мне пришлось уйти из дневной школы и перейти учиться в вечернюю. Последние три года школы я училась и работала в две смены обычной швеёй-мотористкой. Я уставала, засыпала, сидя за партой... Материально жить было очень тяжело на мою маленькую зарплату... После окончания средней школы мне удалось поступить в Риге в филиал Московского текстильного института на вечернее отделение. В Риге у меня появились друзья. Вообще, это в еврейской традиции - всегда держаться вместе и помогать друг другу, особенно, в трудное время. Иногда это был просто совет или материальная помощь. И первое время, когда мы с мамой приехали в Ригу, наши друзья помогали нам устроиться. Всех нас объединяло и то, что мы евреи, и то, что вместе пережито, и общая судьба. Не помню в каком году в Риге появилась синагога, где проводились еврейские праздники, проводились поминальные молитвы, обряды при рождении ребёнка... Это всё было полулегально. И мы, рижская молодёжь, начали активно туда ходить. Это было наше внутреннее желание быть вместе. Многие евреи переехали в Ригу из Украины, России, в Риге они ощущали себя более защищёнными.

По отношению к себе на протяжении всей моей жизни - и на работе, и в общественных местах, в детстве, например, в лагерях, в школе - антисемитизма я не чувствовала. Думаю, что человек должен оставаться самим собой. Я никогда не меняла ни фамилию, ни имя, ничего такого, чтобы скрыть, что я - еврейка. Я была горда, что принадлежу к этой нации, так как в нашей нации есть много достойнейших людей. Для меня быть избранным народом не значит, что мы лучше других, а то, что мы более ответственны по отношению к другим. Когда мне предлагали вступить в комсомол, я не делала это сознательно. Не делали этого ни я, ни моя подруга. Мы считали, что обманывать нельзя, так как мы скрывали, что были высланы... Когда нам в очередной раз предлагали вступить в комсомол, мы говорили, что ещё недостаточно готовы.., что нам надо ещё над собой поработать...

Среди моих друзей в Риге была подруга Ида Блумберг. У неё был двоюродный брат Моррис, который жил в Таллинне. Когда однажды он приехал навестить своих родственников в Риге, он пришёл на одну из наших молодёжных встреч. Там я и познакомилась с Моррисом, моим будущим мужем. Постепенно наша взаимная симпатия друг к другу росла, мы поняли, что у нас общие жизненные установки и, кроме того, нас объединило то, что его семья тоже была выслана. Когда я первый раз приехала в Таллинн и вошла в дом семьи Морриса, мне настолько понравилось там! — их еврейский уклад жизни, отношение друг к другу... Это был настоящий еврейский дом. Я почувствовала теплоту и домашний уют... Ведь все эти годы до моего замужества у меня не было чувство дома, я всё время росла в состоянии временного жилья и не имела обычного для каждого человека чувства дома. Это семейное тепло и защищённость я почувствовала в большой семье Морриса. Через некоторое время мы поженились, и я переехала в Таллинн. Отец Морриса, Рахмиэль, принял меня как родную дочь. Нас очень объединило и то, что между собой мы говорили на идиш. Рахмиэль Блумберг был тот неформальный габэ, к которому все приходили за советом. «И как Рахмиэль скажет, так мы и сделаем.»,- говорили евреи. Он был образцом честного, порядочного, рассудительного человека. Свои суждения он говорил так убедительно и так строго, что ослушаться его не могли. Когда у нас родился сын, легально сделать ему Брит-мила нельзя было. Более того, мой муж работал в таком месте, что проведение такого обряда могло помешать его карьере. Рахмиэль взял организацию обряда на себя - пригласил из Питера моэля, и это делалось нелегально у нас дома. В это время мы жили вместе с родителями Морриса.

....................................................

С 1997 года я работаю в социальном центре Еврейской общины Эстонии координатором социальных программ, которые включают в себя:

- патронаж — уход на дому;

- тёплый дом — клуб по интересам;

- мелкий ремонт.

Программа «Патронаж» охватывает 102 человека: 70 - в Таллинне и 32 — в филиалах. Обслуживают наших подопечных 34 человека. Мне удалось собрать хорошую команду помощников и группу волонтёров WIZO, без которых мы бы не справились с этой сложной задачей. Я благодарна судьбе, что имею возможность заниматься делом, которое мне по душе. Убеждена, что когда мы делаем другому жизнь легче, и нам становится легче.

Программа «Тёплый дом» - моя отдушина. Это - домашний клуб по интересам. Встречи проходят 1-2 раза в месяц в домашней обстановке. Это обмен информацией по всем еврейским и нееврейским вопросам, встречи с интересными людьми, там мы отмечаем наши еврейские Праздники, дни рождения. Это юмор, самоирония, анекдоты, стихи и разные придумки. Мы ждём этих встреч, это для нас праздники души! У нас много талантливых творческих людей, каждая встреча открывает и раскрывает новые таланты. Мы едины не только во время застолья, но и в трудные минуты жизни, когда нужна поддержка, участие и реальная помощь.В Таллинне у нас 5 таких домов, есть ещё в Пярну, Вильянди и Валга. «Тёплый дом» - моя радость и гордость. Я вижу плоды своего труда, очень рада, что постепенно стирается грань между «местными» и «приезжими» евреями. Мы настолько сблизились, что появилось желание чаще встречаться домами, обмениваться своими находками и удачами. Одну из встреч «Тёплого дома» мы провели в последний день Хануки 5771 года в доме у раввина Шмуэля и рабанит Ханы Кот. Большинство из нас были в этом доме впервые. Обстановка была особенно тёплой и приветливой, а 7 детей этой замечательной семьи, которые встретили нас с улыбками и радовались встрече, просто потрясли нас! ...Зажжённые ханукальные свечи, песни и удивительный покой и радость общения... У многих появилось желание рассказать о своём детстве, о трудной судьбе, когда еврейство надо было скрывать, у многих возникли воспоминания-исповеди... Было так хорошо вместе, не хотелось расходиться!

Кроме социального центра я представляю международную женскую организацию WIZO (Women International Zionist Organisation) Эстонии, которая возобновила своё существование лишь в 1990 году при помощи и поддержке WIZO Швеции. До 1940 года WIZO Эстонии активно занималась благотворительностью. Сейчас мы являемся одной из 52 стран членов WIZO. Я была избрана руководить WIZO Эстонии в 1995 году. Работа нашей группы - это, в основном, волонтёрная, участвуем в программах Социального центра общины, таких, например, как «Mitzva Days», «Патронаж», и там, где такая помощь востребована. Одним из последних проектов стал проект «Курсана» - пансионат для пожилых людей, которые нуждаются в круглосуточном наблюдении и уходе.

Когда 10 лет назад появился у нас раввин, многие люди в Эстонии не были готовы к этому. "Такой молодой, тем более хасид...", - говорили они. В Эстонии до войны не было такого направления иудаизма. Некоторые сомневались: «Ой, это не наш, это не для нас...» Но нам очень повезло. Раввин Шмуэль Кот делает своё дело так, как он понимает свой долг, и он также понимает, что находится в среде, которая не готова воспринимать еврейскую религию так, как он это понимает. Открытость раввина по отношению к людям привлекли многих людей в синагогу. Меня радует то, что много молодых людей начали посещать синагогу, в их числе и мой сын. Mне бы хотелось, чтобы у наших общин - и религиозной, и светской - появилось взаимное проникновение, взаимное понимание. Чтобы это была одна большая семья, один большой тёплый дом для всех евреев.

_________________________

материал подготовила к публикации: Галиа Келензон

фото: Галиа Келензон